Призрак кургана - Страница 120

120

Андерс выехал на шоссе, набрал скорость и только тогда ответил:

– Он, по-моему, об этом никогда и не думал… Сказал как-то, что ты ни разу за всю жизнь ничего ему не приказал.

– Разве? Мне кажется, я только и делал, что приказывал…

– Не-а. Отец говорил, ты не приказывал, а спрашивал.

– Как это?

– Ну, например… ты не хочешь взять риф на гроте, Ион? Что-то ветер усилился… Он и брал рифы. Сам видел – усилился ветер.

– Ла? Что ж… может быть.

Они опять замолчали, и, только когда свернули в поселок, Андерс небрежно сказал:

– Я ее вчера на воду спустил.

– Кого спустил? – Герлоф не понял. Он думал о Ионе.

– Ну… лодку твою.

– Шлюпку, что ли?

– Ну да… шлюпку. Делать было нечего, я пошел и сволок ее в воду.

– И как? Не утонула?

– Течет, конечно. Но не сильно. Пусть в воде постоит, пока обшивка набухнет.

– Спасибо, – сказал Герлоф.

Но думал он о другом.

Что они сделали не так?

Можно было не задавать себе этот вопрос. И так ясно, в чем их ошибка. Надо было любой ценой избегать семейства Клосс.

Андерс остановился у калитки.

Герлоф с трудом вылез из машины:

– Спасибо, Андерс. Может, тебе в отпуск съездить?

– Может быть…

– Или жену найди.

Андерс устало улыбнулся:

– Где ее здесь найдешь… Но жизнь продолжается. Может, и найду где-нибудь.

Герлоф только кивнул. Что тут скажешь? Жизнь и вправду продолжается, несмотря на все горести и невыносимые потери.

Он дождался, пока машина Андерса скроется из виду, и пошел на участок. Открыл пустой дом и, не снимая обуви, прошел в гостиную.

В доме было тихо и прохладно. Старые настенные часы над телевизором остановились, но он не стал их заводить.

Рядом с часами в рамке висел черно-белый снимок, сделанный пятьдесят лет назад. Они с Ионом в Южной гавани в Стокгольме. Высоченный резной шпиль на заднем плане. Риддарчюрка, Рыцарская церковь. Молодые, в костюмах и черных шляпах. Стоят и улыбаются чему-то. Должно быть, солнцу.

У Герлофа защипало в глазах. Он отвернулся и посмотрел в окно на флюгель – вырезанный из фанеры человечек с косой. Он показывал в сторону залива. И по радио он слышал прогноз: западный ветер, три-четыре метра в секунду. Не сильный, но крепкий отвальный ветер. Если сейчас сесть в лодку ее медленно понесет в пролив. В открытое море.

Интересно.

Вот стоит он в своем доме на пороге нового тысячелетия, последний из своих одногодков. Если смена тысячелетий не повлечет никакой всемирной катастрофы, ровно через десять месяцев он отметит свое восьмидесятипятилетие. Он родился двенадцатого июня, как и Анна Франк, только на девять лет раньше. Когда девочка погибла в Берген-Бельзене, он уже был капитаном и лавировал в минных полях на Балтике.

И он уже на пятьдесят пять лет старше, чем Анна. Пережил всех – пережил уничтоженных детей в лагерях, пережил миллионы убитых солдат. Он пережил миллионы людей, которые были моложе его. Можно и кончать с этим.

Но тело человека сплошь и рядом сильнее его воли. Тело хочет прожить хотя бы еще один денек. Но только не на больничной койке. Не лежать опутанным шлангами в окружении сверкающих медицинских приборов.

Он достал блокнот и начал писать свое последнее послание – лочерям.

Слушайте музыку, писал он. Псалмы, конечно, но обязательно и Эверта Тоба, и Лана Андерссона.

Он задумался с ручкой в руке. Что еще писать? Зачем это все? Что он им оставит? Собрание мудрых житейских советов?

Ну нет. Он положил ручку оставил блокнот открытым и пошел к выходу не переодеваясь. На нем по-прежнему был черный похоронный костюм.

Улица совершенно пуста, но где-то идет жизнь. Хлопнула дверь, весело, с визгом залаяла собака – должно быть, вернулся хозяин. Пора ехать домой. Лето, может, еще продолжается, но отпуску пришел конец.

На береговой дороге тоже никого не было. Внизу, у мостков, лениво бродили несколько купальщиков.

Никем не замеченный, Герлоф миновал стенд почтовых ящиков и спустился к морю. Кмиске, говорили раньше, – он и сам не знал почему.

Вода выглядела неприветливой и взъерошенной.

Чему удивляться – береговой ветер. Никому не нравится, когда гладят против шерсти.

На камнях у воды неподвижно сидели чайки. Одна увидела Герлофа, угрожающе вытянула шею и что-то яростно крикнула, широко открыв клюв. Другие тоже захлопали крыльями и заорали, но ни одна не улетела.

Чуть поодаль стояла наполовину вытащенная на берег шлюпка, как Лидере и сказал.

«Ласточка».

Выглядела она просто шикарно, хоть сейчас в кругосветное путешествие.

Герлоф подошел, положил палку на нос, отвязал причальный конец и попробовал столкнуть. Нагнулся и взялся обеими руками за форштевень.

Но «Ласточка» даже не пошевелилась. Герлоф налег посильнее – безнадежно. Тяжелую шлюпку ему не осилить.

Восемьдесят пять, с горечью подумал он.

Всего каких-то полметра – и шлюпка в воде. Он попробовал раскачать ее, может, сойдет сама.

Нет. Ничего не выходит.

– Эй! – крикнул кто-то сверху. – Помощь нужна?

Герлоф обернулся. На откосе стояли двое – средних лет мужчина с сыном, подростком лет четырнадцати. Они улыбались. Герлоф понятия не имел, кто они такие, но на всякий случай выпрямился и кивнул.

Они спустились к воде. Перепрыгивая через камни.

– Красивая. – Мужчина кивнул на «Ласточку». – Похожа на те, на которых викинги плавали, только поменьше, правда?

Герлоф молча кивнул.

– И наверное, старая. Сейчас таких не делают.

– Семьдесят пять лет. Мы ее подновили. Я и Ион, мой друг. И Андерс, его сын, – вспомнил он.

Почему-то ему показалось важным назвать имя, хотя собеседник и не знал, о ком идет речь. Секунда – и имя Иона унесло ветром в пролив.

120