Призрак кургана - Страница 107

107

К концу тысячелетия как-то все утряслось. Стали исчезать «дикие» рынки, появилось много богатых людей – миллионеров и даже миллиардеров. Вокруг его родной Лубянки, где еще в девяносто первом снесли памятник великому Дзержинскому появилось не менее десятка ночных клубов. Малиновые пиджаки переоделись в костюмы от Кардена и галстуки «Бриони». Они подъезжали на двенадцатицилиндровых «мерседесах» в сопровождении джипов, набитых бывшими «шестерками», – теперь и «шестерки» носили черные костюмы и галстуки. На боссах, как правило, висели беспричинно хихикающие юные девочки в обтягивающих маленьких платьях и на высоченных шпильках.

Арон почти не выходил из дому чтобы не раздражаться. Прежняя Москва исчезла. Это был чужой город. Чужой и враждебный.

Мила тоже почти перестала встречаться со своими подругами, но по другой причине. Ей становилось все хуже, она задыхалась. По ночам Арон, сжимая кулаки, прислушивался к ее хриплому, со свистом дыханию.

Они пошли в поликлинику. Врач послушал ее, постучал пальцами по спине и груди, покачал головой и выписал направление в госпиталь. Там она пролежала три дня. Делались какие-то тесты, рентген, еще что-то…

На третий день его пригласил заведующий отделением.

– Ваша жена завзятая курильщица? – спросил пожилой опрятный доктор. Лаже не спросил, а произнес утвердительно, как нечто само собой разумеющееся.

– Ничего подобного. Она никогда не курила. Я думаю, она отравилась при взрыве ракетного топлива. – И он рассказал про аварию шестидесятого года, которая, впрочем, давно перестала быть государственным секретом.

Врач опустил голову – он понял.

– Ракетное топливо очень ядовито, особенно для органов дыхания, – задумчиво сказал он. – Настоящее БОВ.

– А что это – БОВ? – Почему-то у Арона мелькнуло в голове, что врач учит шведский язык. По-шведски bov – преступник. Хотя произносится не «бов», а «був».

– БОВ? – Врач удивился его необразованности. – Боевые отравляющие вещества… к сожалению, порадовать вас не могу. У вашей жены тяжелая эмфизема легких. Эта болезнь пока неизлечима.

– Неизлечима… – У Арона в груди мгновенно вырос ледяной ком и начал медленно опускаться в живот.

– Нет-нет, – поспешно сказал врач. – Это вовсе не приговор. Это не значит, что она обречена на скорую гибель. Правильно подобранными лекарствами и ингаляциями можно не только улучшить ее состояние, но и поддерживать много лет. И кислород… сейчас у нее период обострения, поэтому нужно постоянно давать ей дышать кислородом. К сожалению, наши ресурсы не позволяют… вам лучше обратиться в частную клинику.

Частную клинику… лечение в частной клинике стоит денег. Много денег. Ла и не только в частной. Он слышал истории, как работники «скорой помощи» вымогали деньги у инфарктников и пострадавших в дорожных авариях.

– Аза границей? Допустим… в Швеции?

Врач посмотрел на него с удивлением:

– В Швеции? В Швеции хорошее здравоохранение. Мы пока не достигли этого уровня. Ничего удивительного – Швеция уже чуть не двести лет ни с кем не воевала, а мы только и делаем, что воюем. И здравоохранение там практически бесплатное. Правда, только для граждан страны. Но все равно наверняка дешевле, чем в Москве. Из Москвы, у кого есть деньги, уезжают лечиться за границу. Кто в Германию, кто в Израиль… кто куда. – Врач ни с того ни с сего улыбнулся.

Арон пошел домой пешком, хотя из Лефортово путь не близкий. Ему надо было подумать. Итак, приговор Миле вынесен, но приводить его в исполнение он не собирался. Он думал о Швеции, о шведском здравоохранении, про которое рассказывал врач. Аля шведов – бесплатно, для их семей наверняка тоже. Он ведь когда-то был гражданином Швеции, и должна сохраниться запись о рождении в церковных книгах. Что ж, пришло время возвращаться домой.

Была и еще одна причина к отъезду Медленно и неохотно, но начали открывать архивы НКВД сталинских времен. Люди устремились искать своих пропавших «без права переписки» родственников. Они сидели в этих архивах, как кроты, перелопачивая тонны пожелтевших машинописных, а то и написанных от руки документов. Они находили имена жертв «большого террора». Но не только жертв. Они находили имена палачей.

Наверное, настала пора Владимиру Николаевичу Шевченко бесповоротно кануть в вечность. Пора восстановить свое настоящее имя и уехать с Милой на родину Настоящую родину.

Но как это сделать? Нужно, чтобы кто-то подтвердил его личность. Что он и есть Арон Фред. Спасибо, сейчас уже давно не требуется специального разрешения, чтобы позвонить за границу. Не надо ни заполнять анкет, ни предъявлять документы о причинах звонка. Все это хорошо, но куда и кому звонить? По какому номеру? Кто из его родственников еще жив? Мать? Вряд ли… сестра?

Попробовать можно.

Вечером он позвонил на международную телефонную станцию и попросил узнать номер справочной службы Швеции. Пожалуйста–118118.

Он выяснил все коды, набрал номер и попросил оператора помочь ему найти телефон Греты Фред, место жительства – остров Эланд.

Буквально через минуту он получает ответ – да, есть такая. Живет в доме престарелых в Марнесе. У нее есть свой телефон, но внутренних телефонов мы не знаем. Запишите телефон дежурного – вам скажут, какой номер набрать, или соединят с ней.

Дрожащим пальцем он тычет в кнопки.

– Да, есть такая, соединяю. Этт эгонблик. Подождите секунду.

Проходит пять или шесть сигналов, и ему отвечает женский голос:

– Грета Фред.

Голос старушечий, но он мгновенно узнает интонацию. С трудом подбирает забытые шведские слова.

107