Интересно, почему в домике жарко, а простыни всегда прохладные?
Снаружи послышались голоса – кто-то тихо разговаривал. Юнасу показалось, что он различил голос отца – тот вернулся с вечерней смены в ресторане. Наверное, пожелал Урбану и Касперу спокойной ночи – те жили в соседних домиках, каждый в своем.
Дядю Кента он за весь день не видел ни разу, но это, может, и к лучшему.
Он закрыл глаза.
Опять все затихло. Потом послышались шаги и приглушенные удары – один, потом другой. Двоюродные братья разошлись по своим хижинам и захлопнули двери.
В комнате почему-то стало темней. Или ему только показалось – он медленно скользил в сон, в сгущающийся мрак летней ночи, крадущийся из-под двери в хижину. Он так устал за день, что ему было совсем не страшно. Темнота. Ничего опасного. Не какой-то там призрак, прячущийся в фальшивом могильнике.
Наоборот – ангел-хранитель.
Ангел стоял у его постели, высокий, неподвижный. Он положил руку ему на лоб и сказал высоким мелодичным голосом:
– Все спокойно. Спи.
Белая рука ангела лежала на лбу, а Юнас погружался все глубже в морскую пучину. Краешком сознания он понимал, что делает что-то не так, что это опасно – нырять так глубоко, но прекратить погружение было не в его силах.
Три гостевых домика выстроились в ряд по задней стороне большого участка Клоссов. Солнце зашло. Погасили лампы. Ночная тьма медленно заполняла промежутки между домами, пока от них не остались только темные расплывчатые тени.
Сигнализация… он, само собой, знал код отключения.
Тихо открыл дверь. В комнате сильно пахло хлороформом – тем самым хлороформом, что он нашел в рыбарне у Эйнара Валла.
На узкой кровати крепко спал мальчик. Еще бы ему не спать крепко – на лицо наброшен смоченный хлороформом платок. Тяжелый наркотический сон.
Вот и хорошо.
Арон поднял мальчишку и понес к задней стороне участка, где низкий каменный забор отделял территорию от посыпанной гравием и утрамбованной катками дороги.
Перелез забор и вышел на дорогу Чуть подальше, в тени деревьев, стояла его машина. Удерживая одной рукой легкое тельце, открыл багажник и аккуратно положил туда мальчика.
Захлопнул крышку.
Надо возвращаться. Остались двое.
В багажнике уместится еще один. Третьего он положит на заднее сиденье.
Не задохнутся – багажник не герметичный, и ехать недалеко.
Он посмотрел на часы – те самые, что когда-то подарил ему майор Рузаев. Военная модель, с намазанными фосфором светящимися стрелками. Швейцарские. Он с ними не расставался уже почти шестьдесят лет.
Половина двенадцатого.
Через час он сюда вернется. Предстоит последняя встреча с семейством Клосс.
Он регулярно встречается с Милой, хотя она часто выезжает в командировки. Он, конечно, скучает в ее отсутствие, но это знакомство подействовало на него благотворно. Больше никаких срывов. Рядовой сотрудник КГБ. Впрочем, не совсем рядовой – ему выделили белую служебную «Волгу», правда, без водителя, но это его нисколько не задевает. Водители нужны тем, кто пьет, а он после того случая и вовсе не прикасался к спиртному.
После смерти Сталина Советский Союз потихонечку начал открываться. Стали приезжать иностранцы, исчезли с улиц «воронки» и «черные маруси», никто уже не ждал по ночам судьбоносного стука в дверь. Конечно, идет борьба с диссидентами – их выявляют и сажают, но масштабы совершенно несравнимы. Служебный пистолет Арона-Влада уже много лет лежит в кобуре, хотя он его регулярно чистит и смазывает.
Но память никуда не делась. Помнят охотники, помнит дичь, но мало кто об этом говорит. Как говорит русская поговорка, «кто старое помянет, тому глаз вон». В будущий рай на земле люди уже не верят, но никто от этого особенно не огорчается.
Впервые за много лет появилась возможность пожить относительно спокойно, не прислушиваясь к шагам на лестнице.
Осенью шестидесятого года Мила вернулась из командировки совершенно больной. У нее дрожат руки, ее то и дело сотрясает тяжелый сухой кашель, а в глазах застыл страх. Кашель особенно мучителен по ночам, а иногда она просыпается с криком и садится в постели, глядя на Арона расширенными от ужаса глазами.
Он ничего не спрашивает, и Мила ничего не рассказывает – то ли не хочет, то ли не имеет права.
Они поженились в мае 1961 года. Церемония состоялась во Дворце бракосочетаний. Молодая женщина с высоким начесом под Бриджит Бардо попросила их поставить подписи в толстой амбарной книге и обменяться кольцами, после чего сказала со служебным энтузиазмом:
– Крепите семью – первичную ячейку советского общества!
С этого дня они стали жить вместе – в только что отремонтированной двухкомнатной квартире на Петровке.
Сорокалетний Арон никогда не мог представить себя в роли законного мужа, и вот пожалуйста. Посмотрели бы на него мать и Грета!
В 1972 году, после трех выкидышей, тридцативосьмилетняя Мила, наконец, родила девочку. Арона все время не отпускала мысль, не связаны ли эти выкидыши с ее болезнью – накануне родов Мила рассказала ему, что произошло осенью шестидесятого года. Рассказала про братскую могилу в каменной пустыне. Она помогала ее копать.
– Все копали, – сказала она. – Все, кто в живых остался.
– Братская могила? – Арону очень хорошо было знакомо это выражение. – И кто в ней лежит?
– Инженеры. Рабочие. Маршала похоронили отдельно.
– Какого еще маршала?
– Начальника ракетных войск. Маршала Неделина.
И она поведала ему про неудачный запуск ракеты на Байконуре в Казахстане.