– Не-а. Ничего.
– Я знаю, что за нами наблюдают, – тихо и значительно сказал дядя Кент. – Этот старик иногда прячется в бункере. Но мы разберемся с этой проблемой.
– Как настроение? Нормальное?
Сегодня она играет на гитаре в ресторане в Стенвике. Ресторан полон, что и следовало ожидать в субботний вечер. Конечно, большинство пришли выпить пива, пожевать неплохую пиццу (благо повар итальянец или, кажется, болгарин) и полюбоваться видом на пролив. Но какое это имеет значение?
– Да-а-а… – нестройный гул голосов в ответ.
– Мне хорошо с вами! – крикнула она в микрофон.
Все как полагается – стандартные диджеевские выкрики, вялая реакция публики. Она уже охрипла – не так легко перекричать ресторанный шум. День за днем, неделя за неделей. Но все же здесь, на воздухе, лучше, чем в полуподвальном помещении ночного клуба. Здесь ей, по крайней мере, нет надобности играть в Леди Саммертайм.
Тут, в сельском ресторане, собираются обычные люди, отдыхающие. Они знают цену деньгам, просто хотят немного расслабиться. Там, в баре «Майская поэма», совсем по-другому А в последние дни стало просто невыносимо – ее давил этот подвал, она чувствовала себя как в могиле. Тем более что там стало пусто и мрачно – богатые бездельники куда-то разъехались. Должно быть, двинули поискать разнообразия в других местах.
В ресторане, по крайней мере, есть для кого петь.
– Спасибо, спасибо. – Она поклонилась на жидкие аплодисменты. – А сейчас песня Олле Адольфссона, скорее всего, она вам знакома…
За все время, что она на острове, не было ни одного холодного вечера. И сейчас очень тепло, над проливом расцветает спокойная акварель заката. Лиза подобрала старые шведские песни. Она пела о красоте и недолговечности лета, и знала, что скоро этому придет конец. Приближается август. В Швеции лето короткое, что да – то ла. И по жизни так просто не проскользишь, как по лету, греясь на солнце и делая, что тебе вздумается.
Ей осталось меньше недели в Стенвике. А там – домой, дышать выхлопными газами большого города. И разбираться с Силасом – почему не привезла денег.
Она щурилась на заходящее солнце и пела. Но по привычке время от времени поглядывала на публику – кто ушел, кто пришел, кто уже под градусом, а кто трезв как стеклышко. Почти за каждым столом четверо, но с краю, у выхода с веранды, она заметила столик, за которым сидел только один человек. Лица его против солнца она разобрать не могла, видела только темную фигуру. Силуэт. И силуэт этот качал головой в такт музыке. Вернее, не головой, а силуэтом головы. Лицо различить невозможно.
Уж не тот ли это старик, из бунгало? Наблюдает за ней? Пришел за табакеркой?
Сосредоточься. Закрой глаза и пой в микрофон, старайся ни о чем не думать. Ни о публике, ни о загадочном посетителе. Иначе можно сорваться. Но почему он один за столиком? У входа наверняка стоит очередь…
Сосредоточиться! – приказала она себе и, зажмурившись, спела еще две песни.
А когда открыла глаза, за столиком никого не было.
– Спасибо! Спасибо всем! – выкрикнула Лиза.
На этом можно закругляться.
Она спрыгнула с крошечной эстрады и пошла к выходу Никлас Кент стоял у кассы. Вид у него в последние дни был так себе – усталый, скучный. Он двигался в совершенно ином ритме, чем официанты, если вообще двигался. Стоял у холодильника с пивом и размышлял о чем-то.
– Хорошо работаешь, – сказал он.
На этом беседа с хозяином закончилась. Никаких советов, никаких пожеланий. Спасибо на добром слове. Можно идти домой.
Но не успела она выйти из ресторана – тут и в самом деле стояла небольшая очередь, – ее окликнул женский голос.
Паулина. Уборщица у Клоссов.
– Здорово играешь, – похвалила она.
– Спасибо.
Значит, она стояла тут и слушала. Почему не вошла в ресторан? Стесняется? Или денег нет?
– Ты туда? – спросила Паулина и мотнула головой в сторону кемпинга.
– Йепп, – кивнула Лиза. – В свой спальный вагон. Отдохну немного перед последней сменой.
Паулина молча пошла рядом с ней. Уже почти стемнело. Они прошли мимо майского шеста с окончательно засохшими цветами – уже больше месяца прошло после праздника. Перешли береговую улицу, и тут Паулина остановилась. Она кивнула в сторону виллы Клоссов и понизила голос:
– У него есть предложение.
– Вот как?
Ей не надо было спрашивать – у кого? Она и так знала. Кент Клосс.
– У него для тебя есть работа. Аля нас, – поправилась Паулина.
– Еще где-то играть?
– Нет… совсем другое. Здесь, в поселке.
Лиза внимательно посмотрела на Паулину:
– Чего он, собственно, хочет? Он с тобой что… в игры играет? Туда-сюда-обратно?
Паулина не сразу сообразила, что имеет в виду Лиза.
– Нет-нет. Я не из этих. Я работаю.
Она произнесла эти слова так решительно, что Лизе на секунду стало стыдно.
– А как ты получила работу? – сменила она тему.
– По объявлению. Он поместил объявления в нескольких газетах.
– Точно, как я, – вздохнула Лиза.
Паулина помолчала.
– Он просит, чтобы мы ему помогли. Наверняка скоро вызовет для разговора.
– Знаю. Я ему уже помогала, – устало сказала Лиза.
Просит, чтобы помогли. Кент Клосс не просит. Он отдает приказы.
– Он заплатит.
– А эта помощь… случайно, не криминал?
Паулина не ответила, и Лиза пожала плечами. Криминал не криминал – ей какое дело? Все имеет свою цену.
– О'кей, – сказала она. – Я ему помогу. В последний раз. А потом уеду домой.
В прибрежном поселке Лонгвик, к северу от Стенвика, был отель. Большой, не меньше «Эландика». Тоже стоял у самой воды, рядом с гаванью. Возвращенец припарковал машину и пошел в вестибюль.