Гриша, очевидно, ждет реакции.
Влад пожимает плечами:
– Не хочешь – не надо. Самому пригодятся. А ты можешь болтать что хочешь – кто тебе поверит?
И он делает вид, что направляется к колючей проволоке.
Гриша не молод, но проворства ему не занимать. Он стрелой проносится мимо Влада к столбу, под которым, как сказал этот швед, закопаны деньги.
Влад смотрит на его спину, вскидывает винтовку и нажимает курок. Один раз, второй.
– Побег! – кричит он изо всех сил. – Побег!
Со всех сторон бегут охранники. Вертухаи, как их называют в лагере. Вохра. Арон не знает, как говорят по-русски на свободе, но лагерный язык он освоил в совершенстве. Ему остается только кивнуть в сторону распростертого на земле тела. Дальше расследованием происшествия будут заниматься другие. Его дело маленькое – заметил попытку побега и пресек. Тело Гриши в назидание остальным будет валяться на земле еще два дня.
Она маялась двое суток – температура, понос, рвота… в кемпере стоял отвратительный запах, кончилась туалетная бумага, она израсходовала все салфетки и газеты. В тот кошмарный вечер она еле добралась домой и полумертвая свалилась в постель. Но на этом дело не кончилось – ее рвало всю ночь. Она ощущала себя больным и беспомощным пятилетним ребенком.
Все воскресенье Лиза в полубессознательном состоянии провалялась на койке.
В понедельник стало немного лучше – сумела заставить себя попить воды и выглянула в окно. По-прежнему нещадно палило солнце.
Во вторник она уже кое-что соображала. Живот болел, но уже не так сильно, тошнота прошла. Мысль о еде казалась отвратительной, но сил, как ни странно, прибавилось.
Но есть-то что-то надо? Ломтик поджаренного хлеба? А вдруг опять начнется все сначала…
Пришла Паулина, принесла минеральной воды – она, как ни странно, не заболела.
Лиза взяла бутылку и сделала несколько осторожных глотков. В животе тревожно забурлило, но ничего. Вода, как выражался Силас, «прижилась». Силас пил редко, но иногда являлся вдребезги пьяным и, не раздеваясь, валился на кровать. Утром с похмелья выпивал, морщась, рюмку аквавита и выжидал, закрыв глаза. Потом с облегчением произносил: «Прижилась».
Лето не кончилось. Не важно, что она пропустила несколько дней в клубе – там все равно никого не было. Почти всех поразила та же загадочная болезнь.
Эпидемия вроде бы пошла на убыль, но слухи не остановишь. Не только на острове, но и по всей стране.
И в этот вечер в баре почти никого не было. Все словно вымерли. Поселок привидений. Кемпинг выглядел как футбольное поле, исчезли длинные ряды палаток и кемперов, оставшиеся можно сосчитать по пальцам. Наверное, многим хватило огромной рубрики на первой странице «Эландсбладет»: «В ЗОНЕ ОТДЫХА СВИРЕПСТВУЕТ КИШЕЧНАЯ ИНФЕКЦИЯ». Кому хочется проводить отпуск, согнувшись над унитазом? Отдыхающие быстро упаковались и уехали домой. Или в другие районы побережья, пока пощаженные вирусом.
Ничего удивительного. Остается один вопрос: почему эпидемия разразилась только в «Эландике»?
Но, как говорится, show must go on. В девять вечера она заняла место в своем закутке. Наверное, так чувствует себя птица, вновь обживающая разоренное гнездо. Поставила первый диск и взяла микрофон:
– Всем привет! Леди Саммертайм снова с вами, и не только Леди Саммертайм, а и все ваши любимые лоты. На вечер хватит. Итак, начинаем с Bee Gees, Думаю, все знают You should be dancing]
Голос звучал гулко и равнодушно, как объявление в вокзальном вестибюле.
Никого Bee Gees не заинтересовали. Несколько фигур у стойки склонились над узкими бокалами, но танцевальная площадка как была пустой, так и осталась. Никакого энтузиазма.
Ну что ж… работа есть работа. Лаже хорошо – напрягаться не надо. Но время тянется невыносимо долго.
В начале двенадцатого она заметила мобильный телефон. Он лежал на высоком дубовом столике у стенки рядом с недопитым бокалом. Это ее немного взбодрило.
Рядом темные солнцезащитные очки. Она огляделась – а где владелец? Покосилась на микшер, мягко перешла к Элтону Джону и вгляделась. Телефон лежит, как и лежал, наполовину скрытый пустым стаканом. Маленький, черный «Эрикссон», последняя модель. Треугольный столик вмонтирован в стену на уровне груди. Можно пройти мимо… даже нагибаться не надо. Смахнуть в карман, и все дела.
Интересно, кто же такой рассеянный? Богатый плейбой? Бедная девушка? Она не обратила внимания, кто именно стоял у этого столика, и это было непрофессионально.
Как бы там ни было, вечер шел к концу. Sweet Dreams, потом что-нибудь поромантичнее, и можно закругляться. Быстрый взгляд направо, налево – никто на нее не смотрел. И гостей совсем мало.
До конца лота минуты две. Она включила лазерный проектор и стробоскоп, поставила дыммашину на полную мощность. Световые пятна и фигуры заметались по стенам, клубы дыма бродили по полу, как привидения на болоте. Приоткрыла низкую дверцу и вышла из своего закутка. Мало ли что, диджей Леди Саммертайм тоже иногда ходит в туалет.
У дверей никого. Вся охрана куда-то подевалась. Гости вяло переговаривались, а какой-то парень вел долгую беседу с барменом, датчанином по имени Мортен.
В туалет она не пошла. У столика с телефоном по-прежнему никого не было. Осталось два метра, не больше. Она решительно двинулась вдоль стены, красиво изогнула бедро, якобы чтобы не задеть столик, коротким движением смахнула мобильник в боковой карман джинсовых шорт и оглянулась. Откуда-то появился охранник… как же его зовут? Никак не вспомнить. Стоит довольно далеко, имя на беджике не прочитать. Сейчас на нее не смотрит, но поди поручись, что он не заметил ее маневр несколько секунд назад.