Призрак кургана - Страница 66

Юнас побежал в кухню, нашел бутылку минеральной воды и вернулся к Матсу:

– Ты что, пива перепил?

Мате медленно покачал головой:

– Траву стриг в «Эландике»… не знаю, что это такое…

И побрел в свой домик. Лаже спасибо не сказал.

Как же! – подумал Юнас. Траву он стриг… наверняка налакался с приятелями.

Но это поклеп. Мате был совершенно трезв. Утром выяснилось, что заболели все. К завтраку вышли только служанка Паулина и Юнас.

Двери в спальни закрыты. На вилле полная тишина – в кои-то веки.

Дядя Кент появился в кухне чуть позже, Юнас уже жевал бутерброд с сыром.

Они уставились друг на друга. Юнаса подмывало спросить дядю, доволен ли тот, как он, Юнас, вел себя на допросе, но почему-то не решился. Полицейские исчезли и больше не появлялись. Значит, все обошлось?

– С добрым утром, – сказал Кент после долгой паузы.

Это «с добрым утром» прозвучало так тихо и жалобно, что Юнас сразу понял: дяде тоже нездоровится. Ровный загар только подчеркивал сероватую бледность лица.

Кент подошел к холодильнику достал бутылку грейпфрутов ого сока и поднял ее к свету, словно сомневался в содержимом. Потом все же сделал два небольших глотка.

Зазвонил телефон на стене. Кент взял трубку:

– Ла?

Он довольно долго слушал, не произнося ни слова.

– Ты шутишь. – устало сказал он под конец. – Шутишь, да?

На другом конце провода, очевидно, вновь последовал длинный монолог.

– О'кей. – Кент покачал головой. – У меня тоже что-то с кишечником… Прямо «месть Монтесумы» какая-то… надо искать людей. Кто-то же должен быть здоров, черт их всех подери!

Опять пауза.

– Хорошо, ищи всех, кого найдешь. Кто подменял, кто замещал… всех. У нас есть договор с ассенизационной фирмой? – Кент помолчал, потом вытер пот со лба. – Хорошо, сейчас приду.

Он вылил в раковину остатки сока.

– Ю-Ко, если тетя придет, скажи, что тут черт знает что творится. Весь «Эландик» блюет и дрищет Эпидемия. И персонал, и гости… все. Канализация забита. Я пошел разбираться, пусть позвонит мне на мобильник.

Юнас осторожно кивнул.

– Мате тоже болен. Его всю ночь рвало.

– Все больны. Все поголовно. А ты, Ю-Ко? Как ты себя чувствуешь? Ты не заболел?

Юнас покачал головой.

– Значит, заболеешь.

Он посмотрел на него так, будто это Юнас виноват в разразившейся эпидемии, пожал плечами и пошел к машине. Как-то вяло, не бодрым, спортивным шагом, как обычно.

Юнас намазал себе еще один бутерброд. Странно – все больны, а он нет. Он себя чувствовал прекрасно. Сейчас поест и пойдет к Кристоферу.

Завтра начинается новая рабочая неделя. Веранда закончена – отшлифована и пропитана китайским маслом, отчего доски казались прозрачными. Кент обещал заплатить. А потом он будет работать у тети Вероники. Там ни могильника, ни дяди Кента.

От этой мысли ему стало легче. Что-то не так было на вилле в это лето. Что-то похуже, чем этот всемирный понос.

Герлоф

«Ласточка» понемногу приобретала былые очертания. Долго и тщательно соскребали старую краску, заменили трухлявые доски обшивки, проконопатили, прошпаклевали, ошкурили, дважды проолифили. Лодка приятно пахла семечками. Лидере принес ведро нитрокраски («лучше не бывает», сказал он), и они с Ионом начали красить. Герлоф налил в чашку кофе из термоса.

Ион посмотрел на него подозрительно:

– А ты хорошо прокипятил воду?

Термос остановился в воздухе.

– Что?

– Воду надо кипятить, Герлоф.

– С чего бы это?

– Все побережье поносит. Кое-кого даже в больницу пришлось отправить. Эпидемия. Ты что, газет не читаешь?

– Сегодня не читал. – Герлоф налил полную чашку. – У меня с животом все в порядке.

– В Стенвике не так много случаев. А там, у Клоссов, черт-те что. Я же говорю – настоящая эпидемия.

– Что значит – у Клоссов? В «Эландике»?

– Ну.

– Плохо дело. – Герлоф отхлебнул кофе. – В разгар сезона, надо же… катастрофа, можно сказать.

– Ну. – Это «ну» у Иона могло означать все что угодно. Иной раз он заменял им целые фразы. – Канализация забилась. Вот это, я называю, понос… Люди уже разбирают палатки. Кемперы уезжают.

Собственно, Ион должен бы потирать руки – все-таки конкуренты. Но то, что плохо для одного кемпинга, какой бы он ни был, плохо для всех. Люди после такого возвращаются домой и твердят: «На Эланд больше ни ногой».

Герлоф отхлебнул кофе и закрыл глаза, наслаждаясь предзакатным ветерком с пролива. Последние деньки… Через пять дней придется вернуться в свою комнату в доме престарелых в Марнесе, а это значит – лето для него кончилось. Там не разгуляешься.

Жаль. Кто знает – может, это его последнее лето в Стенвике.

Он отогнал севшую на щеку муху и посмотрел на юг. Все спокойно. У мостков купальщиков почти нет, но на пляже полно солнцепоклонников.

На скале курган. Вспомнил, как он сказал Юнасу – никакой это не курган. Это декорация.

Он пригляделся. Что-то привлекло его внимание, хотя он не сразу сообразил что именно. Но все же сообразил.

Потом понял.

– Лверь открыта, – сказал он.

Ион замер с кистью в руке:

– Что?

Герлоф показал на другой конец залива, на заброшенную каменоломню:

– Лверь в старый бункер… Она же всегда закрыта?

– Ну. – Ион присмотрелся. – И правда открыта. Там же замок висячий. Здоровенный. Военные бог знает сколько лет назад повесили.

Герлофу показалось, что он увидел какое-то движение в двери, но поручиться не мог – слишком далеко.

Он вспомнил рассказ Юнаса Клосса – у кургана появился старик, а потом исчез, как сквозь землю провалился.

– Кто знает… может, и впрямь привидение. Какого-нибудь солдата.