Ион молча пожал плечами.
Герлоф подождал и сам ответил на вопрос:
– Во всяком случае, шофером у Аль-Капоне он не работал.
Не скажу, чтобы жизнь была хороша,
Жизнь скорее скверна и недужна…
Но и так не скажу – не лежит душа,
Мне не так уж и много нужно:
Ава простых инструмента: угольник и нож, –
Чтоб измерить, что можно измерить,
И отрезать кусок, что отменно хорош,
От плохого. И в это поверить.
Я, конечно, весь мир переделать не прочь,
Но на это не хватит мочи,
Так уж пусть остальное измерит ночь
И кромсают демоны ночи.Леннарт Шёгрен
Сапоги прохудились, ноги все время мокрые. Арон стоит по щиколотку в глине перед цепью бараков на опушке ельника.
– Зачем ты меня сюда привез? Ты же собирался в Америку!
– Я сказал только, что мы поедем в Новую страну. И мы здесь. На востоке. На востоке всходит солнце. Восток… страна солнца и изобилия.
Арон молчит. Из всего этого изобилия ему достался ломоть черного хлеба на завтрак. Один ломоть. Он огляделся – серые бараки и непролазная грязь на дорогах.
– Америка – никакая не земля обетованная, Арон, – продолжил лекцию Свен. – Это царство зла. На чернокожих и бедняков там охотятся, как на бешеных собак. Их вешают на деревьях, а богатые упражняются в стрельбе по живым мишеням. Ты и в самом деле хочешь в Америку? Повисеть на дереве?
Арон молчит.
– Ясное дело. Не хочешь. По тебе вижу – не хочешь. Ты хочешь остаться здесь, где все работают дружно, бок о бок.
– Я хочу домой, – тихо говорит Арон. – Ломой. В Рёдторп. Я ведь написал матери, что мы вернемся.
– Она этого не знает.
– Она знает…
– Она ничего не знает. – Свен, прихрамывая, отошел в сторону. – Я не послал письмо… и мы все равно не можем сейчас уехать. У нас нет денег. Но, конечно, мы вернемся. Только попозже.
Арон слышит эти пустые обещания уже три года. Куда подевался его отчим – сильный, гордый шведский рабочий? Жалкий неудачник.
Арон по-прежнему ходит на курсы ликбеза. У него русский учитель, товарищ Ковалев. Арон говорит по-русски гораздо лучше Свена. Он, в случае чего, может блеснуть фразами вроде:
«Товарищи, после победы всемирной революции столы будут ломиться от еды».
Или:
«Не привязывайтесь к вашей собственности, товарищи, частная собственность – источник всего зла и всей несправедливости на земле».
Или еще проще:
«Лолой частную собственность!»
Но лучше всего он освоил русские ругательства.
Все вокруг говорят только о еде, и Арон тоже. Ему снится соленая жареная свекла, копченый угорь. Свинина. Мелко порубленная свинина, тертый картофель. Свинина и тертый картофель – какие клецки готовила мать! Горячие, душистые…
Только о еде. Все время только о еде. Ходят слухи – в стране голод. Утром за работой он передает эту новость Свену:
– Народ голодает. Люди мрут прямо на улицах.
Свен выпрямился:
– О чем ты?
– Люди говорят. Голод.
– Где?
– На юге. В Крайне. – Арон вытер нос рукавицей.
– На Украине, – поправил Свен.
– Ладно… пусть будет на Украине. Там земля плодородная, еды должно быть завались. Но, говорят, все забрали солдаты.
– Какие еще солдаты? Солдаты тут ни при чем. – Свен с силой всадил лопату в глину. – Кулаки! Зажиточные крестьяне прячут еду от народа. И жрут по ночам.
– И коровы все подохли, – продолжает Арон. – Там люди чуть ли не собственных детей едят.
– Слушай больше всякие сплетни! Я лучше расскажу тебе про Сталина. Про капитана этого огромного корабля, плывущего в светлое будущее. Иосиф Сталин. – Свен поднял голову и посмотрел в холодную блеклую голубизну осеннего неба, будто рассчитывал увидеть там либо вождя, либо капитана. – Двадцать лет назад Сталин возглавил борьбу против тогдашней власти. Против царя и его приспешников. И вот как-то его схватили и приказали прогнать сквозь строй. Он должен был пройти сквозь строй солдат, а у тех были палки. И знаешь, что сделал Сталин?
Арон покачал головой.
– Удрал? – предположил он.
– Удерешь от них! Он взял в рот соломинку и подошел к строю. И пошел. Сталин не бежал сквозь строй. Он шел. Он шел так, будто прогуливался по лужайке. И когда он остановился в конце строя, вся спина его была в крови, а на соломинке даже следа зубов не осталось. И потом он все равно победил. Понял?
– Что я должен был понять?
Товарищ Ковалев читал им вслух рассказ Толстого «После бала» – все должны знать про ужасы царского режима. Но потом учитель сказал, что это варварское наказание – прогнать сквозь строй – отменили еще в середине прошлого века. Так что Свен приврал. Пусть врет, если ему так легче. Сам во всем виноват.
– Мы должны быть сильными, как Сталин, – сказал Свен. – Мы должны преодолеть любые невзгоды, любую боль. Берись-ка за лопату.
Арон не шевельнулся:
– Я не Сталин. – В его взгляде мелькнула такая ненависть, что Свен отшатнулся, будто его толкнули в грудь.
– А мог бы стать, – буркнул он.
Он остановил машину на пустой парковке. На пассажирском сиденье лежал открытый деревянный ящик. В таком могли бы перевозить консервы или бутылки, но на ящике красовалась желтая наклейка и ярко-красная надпись: «ОСТОРОЖНО! ВЗРЫВООПАСНО!»
В ящике дремлют двадцать одинаковых стержней светло-желтой взрывчатки в бурой вощеной бумаге. Детонаторы, мотки запального шнура, который в его детстве называли бикфордовым, – все на месте.
Теперь все это хозяйство принадлежит ему. Балл в нем больше не нуждается. Он завернул ящики в одеяло, вышел из машины и пошел к столу – на этой пустынной дорожной парковке ничего не было, кроме двух вполне чистых туалетов и большого дубового стола с лубовыми же массивными лавками. Но стоянка эта не пользовалась популярностью. Машины со свистом проносились мимо. Теперь мало кто берет с собой еду – на оборудованных стоянках полно киосков с хот-догами и гамбургерами.