– Папа тебя не обижает?
– Нет, что ты.
– По дому соскучился?
– Немножко.
– А я очень скучаю по вас с Мате ом.
Петер Майер погиб. Теперь Юнас уже знал – Петера Майера сбила машина. Но аяая Кент за завтраком ни словом не обмолвился – болтал и шутил с мальчиками, как обычно.
Отец помалкивал, но он вообще был не так разговорчив, как Кент.
– Четыре недели осталось, – сказала мама, – а потом домой, в Хускварну.
Юнас заставлял себя не думать про Хускварну. Четыре недели. Это же почти месяц.
В телефоне все время что-то поскрипывало и щелкало.
– Мам, а ты дома?
– Нет, мой мальчик, я в Испании. В Малаге. Я же говорила тебе, что уеду сразу после праздников, разве ты не помнишь?
Он не помнил. Какая разница – теперь он знал, что домой не поедет, даже если бы очень захотел.
– А когда назад?
– Через неделю, не раньше. Хочу немного побродить по окрестностям, здесь очень красиво…
Мама говорила что-то еще, но он уже не слушал.
За окном, на кургане, положив руку на камень, стоял седоволосый старик. Юнас пригляделся, но блики от мерцающей под солнцем волы мешали ему рассмотреть старика как следует. Туманная фигура.
– Юнас! Ты меня слушаешь? Ты где?
– Я тут, мама. Слушаю.
Он прищурился. Старик спустился с кургана и исчез, словно провалился в землю. Был он или не был? Или показалось? А может быть, призрак?
– А знаешь, что я сегодня купила?
– Что?
– Подарок тебе. Из Испании. Ни за что не скажу что… Знаешь, я заканчиваю.
Мать торопливо сообщила, что международные звонки довольно дороги, что она его любит и мечтает поскорее увидеть. Потом позвонит еще раз.
Интересно, с кем она там, в Испании? Он хотел было спросить, но удержался.
– Скоро увидимся!
– О'кей.
Он медленно положил трубку.
На скале у могильника пусто.
Незачем думать. Ни про что. Ни про мать в Испании, ни про Марнес, ни про могильник.
У него есть работа.
Через четверть часа он, разгоряченный и мокрый от пота, уже шкурил веранду Сюда доносились выкрики и смех с пляжа, но он не обращал внимание.
Надо отшкурить эти доски. Кое-где дело шло легко и просто, а кое-где грязь въелась так, что приходилось чуть не сто раз водить туда-сюда тяжелой машинкой. Особенно по краям – сколько он ни шкурил, доски оставались темными.
Он сделал паузу и невольно покосился на берег. Седой старик больше не появлялся. В проливе носился катер, огибая донные сети. Юнас узнал катер – дядя Кент решил покатать ребят. Катер сбавил скорость, и Мате, Урбан и Каспер один за другим попрыгали в воду Залив по-прежнему плавился серебряной рябью, при таком освещении люди похожи на темные безликие тени. Кент выбирал из воды длинный фал – наверное, пока Юнас драил веранду, кто-то из кузенов катался на водных лыжах.
Впрочем, обижаться нечего – дядя Кент утром предлагал ему покататься. Юнас сам отказался.
Шкурить, шкурить… шкурить и ни о чем не думать. Но как только он закрывал глаза, ему тут же представлялся полный ужаса взгляд Петера Майера, когда тот увидел дядю Кента. Увидел – и бросился бежать. Через лесок и на дорогу На дорогу…
Юнас выпрямился, вытер пот со лба и отогнал муху.
Сияющая и переливающаяся серебром вода. Жужжание мощной лвухс отдв адцатисильной «ямахи».
Он поставил задачу – отшкурить двадцать досок, но сейчас понял, что это ему не по силам. Закружилась голова, затошнило. Надо попить воды и остыть немного.
Можно было бы, конечно, искупаться в бассейне, но он надел плавки и пошел на берег. Выбрал путь мимо могильного кургана, остановился, посмотрел – все камни на месте, вокруг никого. Призрак исчез.
Спустился по каменной лестнице к берегу. Солнце здесь светило так ярко, что приходилось щуриться. Он натянул кепку на брови.
– Привет, Юнас!
Тетя Вероника плыла вдоль берега. Юнас всегда любовался ее брассом. Она замечательная пловчиха, тетя Вероника.
– Привет.
– Как ярмарка вчера?
– Нормально.
– Народу, наверное, как муравьев.
– Ла уж… народу полно.
Юнасу вовсе не хотелось вспоминать про вчерашнюю ярмарку. Погоня в темноте, истошный визг тормозов…Он снял сандалии и вскрикнул – настолько раскалились камни под летним солнцем.
– Надень купальные тапочки, Юнас! – крикнула тетя Вероника. Юнас промолчал. Прикусил губу и заставил себя вытерпеть. Не обжечь только подошвы.
Он подождал, пока тетя Вероника начнет очередной заплыв, и встал у кромки воды. Жарко и безветренно – такое редко бывает на Эланде. Остров известен своими ветрами. Иногда горячими, словно здесь поблизости африканская пустыня, но чаще сырыми и пронизывающе холодными.
Впрочем, и сейчас с моря временами задувал прохладный бриз, и искрящаяся вода покрывалась кружевными пенными разводами.
К берегу подползли, постепенно затухая, вялые волны от катера дяди Кента. Он так и продолжал носиться взад-вперед вдоль поплавков донных сетей. Лыжи лежали в кокпите, Мате и кузены сидели на корме, свесив ноги по обе стороны сыто рокочущей «ямахи». Кент правил катером стоя, осанка идеальная. Видно, старался показать пример молодежи, как надо держаться.
Повернулся и сказал что-то ребятам, те недружно засмеялись.
– Привет, Ю-Ко! – бодро крикнул он, заметив Юнаса. Как будто вчерашнего дня вообще не было.
– Покатайся с ребятами! – Это уже тетя Вероника. Сложила ладони рупором. – Знаешь, как здорово!
Юнас посмотрел на контрастные, плохо различимые фигуры в катере. На Кента, который гнался за Петером Майером, на Матса, на двоюродных братьев, никогда не доверявших Юнасу свои секреты.