Призрак кургана - Страница 41

– American?

– Ну да. Думаю, он сейчас на Эланде, только не знаю где.

– Good luck… Здесь наших куда больше, чем может показаться на первый взгляд. В продуктовом… э-э-э… в продуктовом шопе в Лонгвике я встретил молодых ребят из Вашингтона. Они…

– Я ищу старика, – напомнил Герлоф. – Швед-американец. Зовут его, скорее всего, Арон. Откуда-то с северного Эланда. Во всяком случае, ориентируется здесь как дома. Его интересуют лодки… я так думаю.

– О'кей, я таких не знаю. Что еще?

– Он… подозрительный тип.

– Уголовник? – Билл негромко засмеялся.

– Вполне возможно. Я с ним не знаком.

– Всякие бывают…Слышал когда-нибудь про Оскара Лундина из Легерхамна?

– Нет. Кто это?

– Шведский американец из Чикаго… Я встречался с ним. Много лет назад… он утверждал, что был шофером в мафии. И не просто так – возил самого Аль Капоне. С одной гангстерской разборки на другую, пока босса не заперли на Алькатрасе.

– И что, жив он? Лундин, я имею в виду?

– Что ты… не менее мертв, чем сам Аль Капоне. Но успел вернуться на Эланд перед смертью. Почти все, кто вернулся, умерли.

Герлоф сочувственно вздохнул.

– Но кое-кто жив. В пятницу соберемся на ланч. Выпьем, поболтаем.

– Кто?

– Что – кто?

– Кто соберется?

– Возвращенцы с северного Эланда. Каждый год собираемся в отеле «Боргхольм» сразу после Иванова дня.

– И что, все приходят? Те, кто еще жив?

– Who knows… кто знает. – Герлоф ясно представил, как Билл пожал плечами. – Но если интересно, могу показать кое-что. Выписка из церковной книги. Там все, кто уехал с Эланда в девятисотые годы. Мой двоюродный брат занимается этой историей, накопал в гётеборгском архиве.

– Очень интересно… а насчет ланча…

– Приходи и ты, – прервал его Билл.

– С удовольствием, но я же не возвращенец. Я даже в Америке никогда не был.

– Но в роду-то у тебя были эмигранты?

– Это да… дедовы братья. В начале века пустились по волнам. Один осел в Бостоне и разбогател. Другой помер под забором в Чикаго.

– Тогда я тебя назначаю почетным возвращенцем.

– Вот удружил!

– Все равно никто и не спросит. Все только о себе и говорят. Где были, что пережили…

– А я послушаю, – сказал Герлоф, почетный возвращенец.

Возвращенец

Теперь все носят с собой телефоны. Все, кроме Возвращенца. Он предпочитал старомодные будки с телефонами-автоматами. Кое-где на острове еще можно их найти – на площадях, на придорожных стоянках.

Как раз в эту минуту он и стоял в такой будке.

Набрал номер и дождался, пока ответит хриплый мужской голос.

– Алло? – Лаже в этом стандартном «алло» слышалась подозрительность.

– Балл?

– Ла…

– Ты знаешь, кто говорит?

– Знаю, знаю…

Балл говорил медленно и монотонно. Похоже, пил весь день. Или с похмелья.

– У меня опять к тебе дело.

– Сначала со старым разберемся… Какого хрена ты натворил с лайбой?

Возвращенец помолчал.

– Сделанного не вернешь.

– «Не вернешь»… Пекка звонил вчера. Перепуган до полусмерти. Говорит, ты ее затопил, к чертовой матери.

– Что поделаешь… Ядовитый газ в трюме.

Балл помолчал. В трубке послышалось звяканье бутылки о стакан и звучный глоток.

– Значит, хочешь еще что-то купить?

– Да. Деньги у меня есть.

– Завтра к вечеру.

Возвращенец положил трубку. Он вспомнил про бункер рядом с виллой Клоссов. И про человека, который умел поднимать в воздух огромные валуны.

Земля обетованная, апрель 1932

– Что ж, мы были готовы от чего-то отказаться, – сказал Свен. – Надеюсь, ты это понимаешь.

Арон промолчал. Посмотрел на свои руки и промолчал.

У Свена руки не лучше. Кожа потрескалась, поломаны ногти, пальцы в ссадинах. И у других не лучше. Кое-кто из рабочих уже недосчитывался одного или двух пальцев. Никакие руки не устоят – под тонким дерном сплошная глина, и каменные блоки в нее словно впаяны. Лопаты вгрызаются в твердую глину, но она не сдается. И камни не сдаются.

Жизнь в земле обетованной состоит из сна и работы.

Здесь работают сотни, если не тысячи людей.

Он вспомнил книгу, где гномик Нильс летал над Швецией на гусе. Интересно, что бы он сказал, увидев стройку с высоты птичьего полета. Наверное, сверху мы похожи на тараканов, беспорядочно ползающих по белой равнине, – кто с тачкой, кто с киркой, кто с лопатой.

Арон уже понял, что они ни в какой не Америке, а в Советском Союзе. И с чего он вообще взял, что Новая страна – это Америка? Он начал ходить на обязательные курсы ликбеза – ликвидации безграмотности. Его учат читать и писать. И еще – оказывается, среди рабочих очень много заключенных. Почти все. Их называют «каналоармейцы». Над бараком висит плакат:

$$$КАНАЛОАРМЕЕЦ! ОТ ЖАРКОЙ РАБОТЫ $$$РАСТАЕТ ТВОЙ СРОК!

На стройке работают заключенные и заграничные энтузиасты.

Спят они в бараке, где, помимо них, еще двадцать человек. А может, и больше. Спят на койках, которые и койками не назовешь. Койка Свена состоит из трех сдвинутых ящиков. У Арона койка покороче: три доски на деревянных козлах.

Их работа – копать. Каждый день, с утра до вечера, Свен, Арон и другие роют в лесу канал. Арону все равно, что они роют. Где рыть – указывают воткнутые в землю колышки, они тянутся прямой линией до горизонта, где маячит призрак невысоких гор. Но это не его дело – думать, зачем все это. Его дело рыть. Лопата вязнет, он раскачивает ее, вытягивает с трудом, опять и опять. Хлюпает носом и продолжает рыть.

Зима кончилась, наступила весна.

Снег растаял мгновенно, копать стало немного легче. И в один из этих первых теплых дней с железнодорожного полустанка пришел энергичный парень в черной кепке. Перед собой он толкал тачку, нагруженную деревянными ящиками. Весело кивнул землекопам, а когда узнал, что среди них есть и шведы, снял кепку и помахал.